Этот ужасающий масштабами трагедии сон приснился мне накануне того, как я обдумывала о способе изменить свое положение одинокой женщины. Теперь я помню мелкие подробности размыто, но помню, что началось все с того, что ко мне подошел очень хороший молодой человек и начал беседовать. Потом подошел еще один, настроенный на вытеснение соперника. Они начали спорить между собой по поводу моего внимания. Все это происходило ночью, у красивого кукурузного поля под мириадами звезд. Неподалеку гремела веселая музыка, и ребята танцевали. Мы же вышли и стояли на улице.
читать дальше
Все бы ничего, да только спор между мужчинами немного затянулся, и становился более напряженным. Мы вдруг оказались втроем в каком-то заброшенном здании на лестничной площадке. Спор разгорался все ярче и ярче. И я начала испытывать как будто давние симпатии к обоим - и ко второму чуть более глубокие и давние. Он чувствовал это, он был со мной на одной волне, мы как будто вели мысленный разговор. Я чувствовала с ним себя комфортно. А первый кавалер, хоть и был немного "дальше", все же не отступал, что придавало ему больше харизмы и симпатии.
Но одно дело, когда спорят двое мужчин. Другое, когда они принимают облик страшных огромных, почти что мифических, чудовищ. Эти чудища были поистине воплощением кошмара и ужаса, но при этом прекрасны эстетически, они сражались в океане, в затишье перед штормом - небо затянулось тяжелыми серыми облаками, и вода с крупными волнами казалась страшнее, глубже и темнее. И там сражались два кита. Я была на большом железном корабле с командой. Но корабль появился позже. Вначале я наблюдала за ними, плавая в воде. Один вдруг превратился в огроную касатку, моего любимого кита, другой, уже смутно припоминаю, но кажется тоже в кита, в кашалота, с огромной квадратной головой. Этот второй, кашалот, олицетворял второго кавалера, с которым я находила общий язык; он был крупнее, но почему-то весь его ужасный образ ощущался мною как скала, ограждающая от напастей. Первый же был проворней, нес с собой хищную опасность, настоящую стихию, сметающую все на своем пути. Он двигался быстрее, он стремился убить, от него исходила опасность. Но это не значит, что я отдала предпочтение кому-то. Мне было за обоих страшно, и равно трудно сделать выбор. Вообще, киты моя огромная слабость. А особенно когда в поле зрения фигурирует касатка. Они сражались так, что поднимались огромные волны. В следующий миг мы оказались на корабле, и я наблюдала за ними, а команда бегала, исполняя приказы капитана.
Тут, я услышала голос того, кто в образе кашалота, его успокаивающие нотки, он говорил мне, что все будет хорошо (явно что-то о том, что он решит проблему). Он успокаивал и объяснял, что так будет лучше и это единственный выход - он сам не хотел того, что произошло в следующий миг. А в следующий миг я увидела страшную машину - словно огромный нож, разрезавшую мою прекрасную касатку, огромную, в двадцать-тридцать метров длиной. Я слышала, как ему больно, как он жалобно издает звуки, как хлестала его кровь. Он как будто лежал на закланье. Это было поистине страшно. Я во сне уже осознавала, как мне было жалко этого кита. Но почему-то сознание вновь и вновь повторяло эту картину, как будто бы прицеливаясь лучше, стремясь разрезать его ровно пополам, и снова жалобный крик, исполненный боли и обреченности. Но, его убивал не другой кит, его убивала бесчувственная машина, управляемая капитаном, который действовал не от себя, но словно по какой-то судьбоносной схеме. Не то, чтобы капитан это зло. Как будто исход битвы был давно предрешен. И кашалот наблюдал на корабле за этим со стороны, лежа напротив меня, не издавая звука, хотя мгновение назад эти двое сражались не на жизнь а насмерть, пронзая океан мощными ударами. Мне самой было страшно, что они, сподобясь зверям, съедят меня. В мою голову приходили даже образы стаи касаток, таких же огромных и хищных, как в природе своей, и я даже мотивировала себя во сне на то, что наш корабль виднеется для них как более огромное и страшное чудовище - подсказки подсознания. И наверное, поэтому эту касатку словно уже я сама резала, прицеливаясь несколько раз, и более того, страшась, чтобы она не развернулась и не убила меня.
Мне до сих пор грустно и страшно - настолько ужасающе, стихийно и мощно все произошло, и настолько трагично и лирично.